Поехал я в выходные на родину предков. Сижу в вагоне у окна, жопу снизу печка греет. Чего ещё для счастья надо!? Мне-то – ничего, но вот жопе, как оказалось, надо посрать. И ехать осталось немного – минут пятнадцать. Но жопа – тварь ещё та! - Здесь и сейчас, говорит. Не в силах сидеть на месте, я метнулся в тамбур на радость соседям – картёжникам, освобождая тёплое место. Рванул на выход. Но беда в том, что вместе с жопой, как ни странно, лихорадочно работал и мозг.
Если бы поезд ехал в Москву – беды никакой. Выскочил на любой станции, и посрать бы толком не успел, как уже следующий поезд на подходе. Как в метро, каждые несколько минут. Но на этом полустанке в тверской глубинке до следующей электрички около трёх часов. Двери открылись. Вьюга осыпала снегом, выступивший от натуги пот, казалось, превратился в лёдяные корки. На улице минус 25, и это под вечер, значит будет ещё холоднее. В общем, выйти из вагона я не мог, и не выйти не мог тоже. И всё же решил остаться. Двери вагона закрылись, оставив меня наедине с такой банальной, но не разрешимой проблемой. В животе клокотание перемещалось всё ближе к жопе. Компания картёжников встала, и помяв сигареты, потянулась в тамбур. Разумеется, срать под ноги я им не мог. Ломанулся в соседний вагон. Жопа, вдоволь натешившись на моём страдании, сделала последнее китайское предупреждение и говно вышло на огневой рубеж. «Заряжай», скомандовал кишечник сфинктеру – «Пли». Я обречённо стряхнул с жопы штаны и присел прямо в тамбуре. Первая волна сделала огромную лужу жёлто-коричневого цвета, резко увеличивающуюся в размерах. Поток низвергнутой массы быстро подступал к ботинкам, заставляя перемещаться неуклюжими движениями в центр тамбура. Вот уже показались стёкла на двери, и я мог созерцать весь вагон. Это-то пол беды, беда в том, что и вагон мог созерцать меня. Я переместился в другую половину тамбура, намереваясь вытереть жопу и одеть штаны. Но в этот момент жопа сообщила, что это был не конец, а тайм-аут, и новые потоки зловонной жижи ещё несколько томительных минут заливали другую половину тамбура. Наконец, вулкан иссяк, я слегка приподнялся. Жопа напомнила о себе в последний раз, извергнув остатки фракции вместе с пропердью, покрывая стену веснушками. Пришлось вырвать из расписания поездов несколько страниц, чтобы вытереть зад. А что делать… Одев, наконец, штаны, я заметил, как в вагоне кто-то приподнялся и полез в карман. За сигаретами, догадался я. И зачем люди курят? Тем более в электричке – нарушают правопорядок, гады. Чётко же написано – НЕ КУРИТЬ. Разумеется, я пошел в другой вагон, а курящий мужик, так не въехавший в ситуацию – навстречу оставленным мной ароматам. Как он отнёсся к содержимому тамбура, я не знаю. Наверно не понравилось…
Преодолев вагон, я столкнулся с контролёрами. Натасканные на безбилетников, они радовались удаче поимки. Куда это парень так запыхался, ломится? Одна бригада с одной стороны состава, другая с другой. Идёт охота-облава. Бежать некуда.
- Ваш билет!?
- Пожалуйста.
Билет у меня был. Не было совести. Просрал. Хотя, кто бы поступил иначе в моей ситуации? Я пошёл в глубь вагона, а контролёры – на встречу с последствиями моего поноса… Вскоре показалась заветная станция. Идя по платформе я заметил, как в том злополучном вагоне народ толпится у двери в тамбур, матерится наверное. Потом разворачивается и идёт к другому выходу. Человеческое любопытство и невозможность передавать мысли на расстоянии не позволяла всем обитателям вагона сразу направиться к нужному выходу. Каждому хотелось дойти до того, мной обосранного, и убедиться, что тамбур не пригоден для прохода начисто. Убеждались, разворачивались конечно… Я представил, как всё говнище замёрзнет, покрыв тамбур тонкой корочкой. И кому-то придётся долбить ломом остатки продуктов моей жизнедеятельности, проклиная такую работу. Пользуясь случаем, я хочу передать привет работникам электродепо Лобня, да и всей Октябрьской железной дороге заодно. Простите, если сможете. Не мы такие – такая жисть.
|
